в поисках ее глаз

внешность: nicola peltz // имя: милли оушен // возраст: 24 y.o // профессия: любая

ну что, пташка? уже обуглила последние перья? или огонь манит сильнее, чем боль? она смотрела на меня так, будто я — её личный ад, затягивающий в сладкий угар. даже после того, как я выжег в ней всё, что напоминало человека.
она сидела в углу, в платье, которое я ей выбрал: чёрное, слишком узкое, с разрезом до бедра. стакан в её руках дрожал, но она не пила. ждала. всегда ждала, будто надеялась, что однажды я приду другим. — ты же могла просто исчезнуть, поехать в любой другой город — я усмехнулся, зажигая новую сигарету. дым смешался с запахом её духов. — знаешь, что там тебе было бы лучше…
— …я всё равно вернусь, — закончила она фразу, не поднимая глаз. голос — как треск льда под ногами: тонкий, обречённый.

год назад.
хони брук. гараж. полутьма, пропитанная вонью перегоревшего масла. мой друг дэн бросил пачку денег на верстак: — она даже не смотрит в твою сторону. она и ты? смешно. — таким нравятся палачи, — я выдохнул дым ему в лицо. — час. и она поползет за мной на коленях.

она оказалась крепче, чем я думал. не кричала, когда я прижал её к стене сломанного «мустанга». не царапалась. просто смотрела сквозь меня, словно я был призраком, а её душа уже улетела куда-то далеко. потом её отец, красный от ярости, ломал мою дверь. а она… стояла за его спиной, в том самом платье, и шептала: он ни в чем не виноват. мы любим друг друга. глупая! зачем?
сейчас её ненависть ко мне — как ржавый гвоздь в груди. но если его вырвать, я истеку кровью. она это знает. потому и возвращается, надевая эту чёртову маску покорности.
у неё есть правила, она их придумала, чтобы чувствовать себя нормальной.
— не целуй на людях.
— не приходи без звонка и не звони после полуночи.
— не спрашивать про «ту ночь».
но я обожал рвать её иллюзии. звонил в три ночи, заставлял шептать похабности по телефону. люблю смотреть, как она краснеет, когда моя рука скользит по её талии в толпе. как дрожит, когда приказываю надеть то платье, которое было на ней тогда. она верит, что где-то во мне есть тот парень. тот, что притворялся нежным, пока не получил своё. иногда я ловлю её взгляд на фотографиях в моей квартире — будто ищет следы того, кого никогда не существовало. я не люблю её. но когда она рядом, я чувствую себя живым. её страх, её ненависть, её подавленные стоны — лучше любого наркотика. она верит, что однажды я скажу «прости». чёрт, да я даже не помню, что она рассказывала мне на днях, когда делилась своими страхами.
вчера она сказала о ребёнке. я рассмеялся. но потом, когда она ушла, разбил зеркало в прихожей. потому что в осколках её глаза смотрели на меня, как тогда — в гараже.
пусто.
она не вернётся.
но я позвоню.
она ответит.

сразу скажу: это заявка в пару, поэтому жду вас сразу в лс с вашим постом и готовностью обсуждать важные моменты. хочу, чтобы мы оба горели идеей и были заинтересованы в развитии истории — иначе зачем вообще начинать?
имя — можно поменять, фамилию — нет. эта заявка идёт как дополнение к заявке, все детали с мэдди обсудите лично. если что, мы оба открыты к переговорам — если хотите что-то изменить или предложить. внешность — хотелось бы видеть именно предложенную, но если у вас есть шикарная альтернатива — рассмотрим. пост в неделю — отлично. флуд и общение вне форума — класс. подкидываюсь на любую фигню, ты главное — приходи. всё остальное уже решим в лс.
если заявка не скрыта под спойлер — значит, она актуальна.

Отредактировано PR (2025-05-22 09:04:31)

в поисках...
на твой выбор / возраст: 35 / профессия: рок-музыкант / внешность: договоримся
Город ночью — это недописанный трек, зависший между паузой и вздохом. Наушники душат виски, но я всё равно слышу, как его смех врезается в тишину — резкий, как скрежет медиатора о струну. Барабаны молчат, но мои пальцы уже горят, готовые выбить ритм, который он когда-то называл «нашим секретным кодом». Бью по пластикам, и комната наполняется гулом, будто стены помнят те ночи, когда мы заглушали грохот города своим безумием. Но это не так.
Мы жили наверху, почти в небе, а теперь я зарылась в землю — в эту коробку с тонкими стенами, где даже воздух кажется чужим.
Он научил меня пить кофе без сахара. Говорил, глотая горький напиток: «Сладкое только для тебя», — и ломал шоколад на моей голой спине, пока я смеялась, стирая следы зубов с его плеча. Мы прятались за шторами небоскрёба, боясь, что пресса увидит, как его пальцы рисуют ноты на моей коже. «Ты — мой секретный трек», — шептал он, а я верила, что однажды мы выпустим его в эфир. Вместо этого он выпустил меня из своей жизни — тихо, как выдыхает гитарный усилитель после концерта.
Его амулет — тот самый, с резьбой в виде нотного стана, — теперь болтается на шее у манекена с накачанными губами. Видела их вчера: он целовал её на глазах у всех, а я стояла за кулисами, сжимая стакан с виски так, будто это его горло. «Ты же сама создала этот образ», — напомнил бы он. Но это был не образ, а он сам, а я лишь раскрыла его миру. Кусочек его настоящего, который не должна была показывать всем. Плохой парень, рок-бог, пожиратель сердец. Но тогда я не знала, что он проглотит и моё.
После расставания я собрала «окурки» в стеклянную банку — безумный ритуал, будто пепел может склеить разбитое. В пьяные ночи пишу ему смс — обрывки фраз, как тексты песен, которые он украл из наших ночей. «Помнишь, как мы тушили свет, чтобы не видеть, во что превращаемся?» Он не отвечает. Зато его группа выкладывает видео, где он бьёт кулаком в стену, а в углу валяется его старая куртка, пропитанная запахом моих духов с нашего первого поцелуя.
Свидания — это пародия. Мужчины жуют стейки, говорят о деньгах, а я смотрю на их руки и вспоминаю, как его пальцы, дрожащие от абстиненции, искали мои в темноте. «Ты единственная, кто не боится меня», — лгал он, пока я вытирала ему кровь с губ после ссоры с продюсером. Теперь он боится только тишины — глушит её алкоголем, наркотиками, телами тех, кто исчезнет к утру.
Иногда, когда город засыпает, я играю на гитаре без наушников. Соседи орут, вызывают полицию, а я бью по струнам, пока не порвутся. Где-то он, наверное, слышит этот вой — дисгармонию, которую мы когда-то называли любовью. И, может, даже вздрагивает, вспоминая, как мы смеялись над тем, что «идеальная музыка» — это миф.
Мы так и не дописали наш главный хит. Он — припев, который орут толпы. Я — куплет, забытый в архивах. Но когда он трёт амулет перед выходом на сцену, я вижу, как его глаза ищут меня в первых рядах. А я... я всё ещё надеюсь, что однажды он споткнётся о тишину и услышит, как где-то вдали бьют барабаны — наши, проклятые, ненужные никому, кроме нас.